Но действительно ли это так? Действительно ли нельзя говорить о благопристойности и скромности? Я не имею ввиду ту прелестную и лживую благопристойность, которая довольствуется тем, что скрывает даже от самой себя очевидные вещи, которая бежит при виде движущегося камня и отрицает, что виде, как он шевелится. Существует другая скромность, неустрашимая, неумолимая, способная карать: она унижает и смиряет плоть настолько, что возвращает ее к состоянию изначальной цельности и честности перед собой; она заставляет плоть вернуться  в те дни, когда желание еще не успело самовлюбленно и властно объявить себя миру, когда скала ещё не знала, что умеет петь. Эта скромность, встреча с которой не может быть безопасной, ибо она никогда не согласится удовлетвориться меньшим, чем связанные за спиной руки, разведенные колени, распятые тела, пот и слезы.